Период 20-30-х годов прошлого столетия для нашего любимого города был крайне сложным и противоречивым временем.

Страшный Харьковский голод в начале 1920-х годов, о котором в своих воспоминаниях Александра Андреевна Юрьева (больше известная как первая жена Видкуна Квислинга — главы норвежского правительства после оккупации Норвегии германскими войсками в период Второй мировой войны) напишет:

«Голод усиливался, свирепствовали эпидемии. Зимой 1921–1922 года люди умирали сотнями, тысячами на улицах Харькова. Было неописуемо тяжело, особенно в середине зимы, когда множество бездомных, беспомощных людей просто замерзали на улице. В городах и деревнях царило насилие и отчаяние. Мы с мамой обменивали наши последние ценности на еду, и только так выживали. Обмен на черном рынке уже давно заменил нормальную торговлю — никто не принимал наличных денег, поскольку в течение дня они теряли половину своей стоимости… Улицы, как обычно в последнее время, были почти пустынны. Только иногда возникали фигуры неопределенного пола, закутанные с ног до головы всякого рода тряпьем, которые, даже не глядя по сторонам, быстро удалялись и вскоре исчезали из вида. Некоторые из них тащили за собой салазки или просто ящик, к которому были приделаны полозья из простых деревянных палок. Ничего необычного в этих людях, встречавшихся мне по дороге, не было. Картина была давно знакомая… Больше не поражало отсутствие в повседневной жизни животных. Ни у кого теперь не было в доме ни кошек, ни собак. На улицах сейчас уже не встретишь лошадей. Прежде в каждой семье обязательно был любимый кот или самая красивая собака на свете. А теперь никто даже не упоминал о животных. Было ужасно стыдно за то, что люди, эти высшие существа, не могли защитить милых, верных друзей своих, которые доверяли им столько столетий. Все они погибли, но люди делали вид, что забыли об этом, оправдывая себя тем, что куда уж тут думать о своих питомцах или стараться спасти их, когда столько людей гибнет от голода…»

Разгул детской преступности, о которой можно узнать немало интересного из книги 1925 года Маро (М. И. Левитина) «Беспризорные: Социология. Быт. Практика работы».

Красный террор и репрессии…

А с другой стороны «строительный бум». Постройка одного из первых советских небоскрёбов — Госпрома (Дом Государственной промышленности) и других зданий, являющихся в наше время туристическими изюминками нашего города, — тех самых сооружений, благодаря которым сейчас во многих учебниках по истории архитектуры в разделе «Конструктивизм» изучают именно Харьков.

Ну и конечно же, 1920-1930 годы, помимо всего прочего, это еще и политика продвижения и внедрения советской властью элементов украинского языка и украинской культуры в различные сферы жизни общества которую принято называть — «украинизация«.

«Все говорят по-украински, совещания проходят на украинском языке…

Один русский сказал мне накануне:

— Знаете, это удивительные люди. Случается, что мы обращаемся по-русски к мелкому служащему, он качает головой и отвечает: «Я не понимаю». Между тем он знает русский язык, но хочет его забыть.

…Человек, который говорит со мной, — украинец. Он любит свою страну. Он привел нас в зал, где заседает Совнарком. Там один из сотрудников т. Чубаря, председателя Совета народных комиссаров, обратился к нам с приветствием на своем родном языке…

До революции помещики проводили насильственную русификацию. Насчитывалось всего 1 миллион 200 тысяч человек, которые знали, что они украинцы. Таков результат трех веков «автократии». Затем — снова радостно:

“Но сейчас возрождается украинский язык. Многие ему учатся. Это язык, который имеет свою литературу. Он сильно отличается от русского: больше, чем французский от провансальского…»

Вот что напишет о нашем городе французский писатель Пьер Доминик, посетивший его в 1930 году.

А проживший в Харькове в начале 30-х всего несколько недель будущий доктор географических наук, вице-президент Московского филиала Географического общества СССР,  Давид Львович Арманд описал украинизацию более лаконично: «Я чувствовал себя как молодой бог и предавался утонченным наслаждениям: бродил по городу, посещал кино и раз даже попал на украинский балет, где все балерины красноречиво молчали на украинском языке, так что я половины не понял.»

В силу того «украинизация» поддерживалась на законодательном уровне действующей властью, любое нарушение этих самых законов наказывалось. В фонде «Харьковской окружной прокуратуры» ( р.876 ), охватывающей период с 1923 по 1929 годы, на эту тему можно найти немало скандальных дел. Вот вам, например, одно из них.

Все началось с того, что 7 декабря 1927 года Харьковский Окружной Военный Комиссариат издал указ о приписке к призывным участкам граждан 1907 года рождения, который, кроме публично оглашения, был разослан в ряд государственных структур. Документ был написан “неукраинским языком”, вопреки Положению ВУЦИК и СНК УССР «Об обеспечении равноправия языков и о содействии развитию украинской культуры» от 6 июля 1927 года. Таким образом данное объявление окружного комиссариата нарушало артикулу № 71 того же Положения:

71. За ломание правил настоящего Положения виновные подлежат уголовной ответственности.

72. Сотрудников, не употребивших надлежащие меры к изучению украинского языка или языка соответствующей местной национальной большинства, а также тех из них, которые проявляют негативное отношение к украинизации, руководители соответствующих учреждений и организаций административно увольняют, не выдавая выходного пособия и без предупреждений.

Внимание. Сотрудников, уволенных в порядке этого артикула, можно принимать на работу только после того, как они в достаточной мере усвоил украинский язык или язык соответствующей местной национальной большинства и получат о том вид от надлежащей квалификационной комиссии.»

Так что вполне естественно, что об этом было доложено в Прокуратуру.

В своем ответе 31 января 1928 года заместитель Харьковского Окрвоенкома Мороз сообщал на эту тему Окружному прокурору следующее:

«Сообщаю, что приказ о приписке к призывному участку граждан 1907 года был издан на русском языке потому, что он был опубликован в газете «Харьковский пролетарий», последняя издается на русском языке.»

Реакцию на этот текст зама окружного прокурора Харькова язык не поворачивается назвать мягкой:

«Вы обязаны публиковать Ваши указы и распоряжения на украинском языке… На наш запрос, в котором мы предлагали вам дать пояснение, почему нарушается постановление ВУЦИК от 6 июля 1927 года. Вы демонстративно ответили нам на русском языке вопреки тому что в артикуле 18 постановления указано «Все контакты государственных структур надлежит проводить на украинском языке». Видя в этом явное нарушение указанного закона, а также что виновные подлежат криминальной ответственности, предлагаю немедленно сообщить, существует ли в вашем учреждении Комиссия по украинизации, и кто персонально за нее отвечает.»

Мартовский ответ военного комиссара Харьковскому окружному прокурору был написан уже на украинском языке. В нем он сообщал следующее:

• Комиссии по украинизации аппарата в Окружном Военкомате не существует по причине того что военкомат военное учреждение. Однако занятия по украинизации служащих все же проводятся по его личному распоряжению с ноября прошлого года.
• В конце этого месяца планируется окончание курсов украинского языка и проверка знаний сотрудников.

Также военный комиссар указывал отдельно на то, что большим препятствием в деле украинизации в условиях Военкомата является факт того, что каждый год осенью проводится демобилизация рядового состава писарей. После которой набираются новобранцы писарские ученики, с которыми снова приходится начинать занятия. Ну, а в самом конце текста отмечалось отсутствие в Окружном Военкомате специальных финансовых средств, которые можно было бы потратить на дело украинизации.

Однако, все это не помешало заместителю прокурора Файбишенко после рассмотрения всех материалов дела найти в них признаки преступления и завести уголовное дело.

Затем на основании данного постановления 16 марта было открыто предварительное следствие.

В рамках которого 21 марта старшим следователем Аудрингом, в качестве подозреваемых были допрошены были допрошены 3 сотрудника Областного Военкомата:

• Петр Аверин — 37 лет.
• Андрей Мороз — 31 год.
• Григорий Михаль — 27 лет.

Все они были ранее не судимыми. На допросах они суммарно говорили следующее:

• Указ военкомата был размещен в газете «Харьковский пролетарий» на русском языке по причине того, что сама газета вся русскоязычная. В другие учреждения на русском языке указ военкомата послан не был.
• До нынешнего времени переписка военкомата с государственными учреждениями велась исключительно на русском языке. Однако, с февраля этого года, по распоряжению руководства переписка с государственными учреждениями ведется исключительно на украинском языке.
• Сейчас все сотрудники военкомата, за исключением красноармейцев, трижды в неделю посещают лекции по изучению украинского языка.
• Украинизация в военкомате проходит слабо по причине того, что постоянных сотрудников там всего 8. Остальной состав каждый год меняется.

В итоге 28 мая 1928 года старший следователь Харьковского Окружного суда Аудринг рассмотрев дело относительно администрации Харьковского областного военкомата нашел что:

• В нарушении точному и категорическому содержанию постановления ВУЦИК и СНК УССР «Об обеспечении равноправия языков и о содействии развитию украинской культуры» от 6 июля 1927 года, Харьковский Воинский комиссариат издал объявление на русском языке.
• В ходе предварительного следствия, по данному делу было установлено, что этот указ был послан в газету «Харьковский пролетарий», так как в ней размещаются все указы и объявления военкомата. Сама газета издается не на украинском языке. Что и послужило причиной отправки военкоматом объявления на русском. Состав сотрудников военкомата часто меняется по причине того, что большинство из них набирается из мобилизованных новобранцев. В силу этого, такая текучка кадров весьма препятствует украинизации.
• Однако, не смотря на все это, с ноября 1927 года, по приказу Окружного Военкома аппарат проводит свою работу на украинском языке, за исключением работы по мобилизационным вопросам.

На основании вышеперечисленного следователем окружного суда было установлено отсутствие состава преступления в действиях администрации Харьковского Окружного Военкомата. По этой причине Аудринг постановил данное дело отослать в Харьковскую Окружную прокуратуру для закрытия в силу отсутствия в действиях состава преступления.

Что и было ясное дело сделано. Искренне радует, что далеко не все следственные дела того времени заканчивались расстрелом.