Общаясь с разными людьми, мне приходится то и дело слышать о том, какой прекрасной была эпоха, люди и нравы конца XIX – начала XX века, особенно в сравнении с нашим временем. Однако, к превеликому сожалению, это, увы, не совсем соответствует реальности. Конец XIX – начало XX века прекрасны лишь на страницах художественной литературы и в кинофильмах. На самом-то деле люди, жившие в то время, были ничем не лучше теперешних, а местами даже куда более дикими и жестоким. Возьмем, к примеру, тему убийства детей и жестокого обращения с ними. По официально опубликованным данным, количество случаев детоубийств в Харькове и губернии и количество убийств новорожденных в 1880-х годах выглядело следующим образом:

• 1883 — 20,
• 1884 — 23,
• 1885 — 32,
• 1886 — 29,
• 1887 — 17,
• 1888 — 26,
• 1889 — 25,
• 1890 — 41.

Также в этот период по рапортам и ведомостям полицейских управлений на страницах издания «Харьковский календарь» велся специальный раздел под названием «Дневник выдающихся преступлений в Харьковской губернии», где, естественно, среди прочего были описаны и преступления, связанные с детьми. Благодаря этому мы с вами можем узнать, что 8 марта 1885 года в деревне Лозовой Изюмского уезда ночью 19-летняя крестьянка бросила в сарай своего новорожденного ребенка, который был съеден находившимися там свиньями. 5 мая крестьянин хутора Верхняя Суходола Старобельского уезда изнасиловал 11-летнюю девочку, которая 13 мая умерла. Около 4 часов пополудни 7 августа 1886 года в доме Хижнякова, что на Кузинской улице, жена почетного гражданина 28-летняя Варвара Михайловна Амелина, находясь в состоянии психического расстройства, зарубила топором своих трех детей — сына Дмитрия 6 лет и дочерей Елизавету и Марию, соответственно, 3 года и 1 год. Однако, к сожалению, в данной рубрике просто фиксировали факт преступления и узнать о том, какую кару понес преступник, не представляется возможным. А ведь это, как и другие подробности, крайне интересно.

Несмотря на то, что в то далекое время ни телевизоров, ни радио, ни Интернета не было, за многими особо громкими судебными делами наши предки активно, как и сейчас, следили. По этой причине публика ломилась в залы, где проходили судебные заседания. В газете «Харьковские губернские ведомости» целые столбцы отводились не только судебным отчетам, но и показаниям свидетелей и речам сторон. Также естественно, что наиболее резонансные преступления освещались не только местной прессой, но и юридическими газетами и журналами того времени, имевшими в нашем городе своих специальных корреспондентов. Именно о таких громких происшествиях, о которых благодаря репортажам журналистов знали на просторах всей тогдашней Российской империи, и пойдет речь сегодня.

Начнем с темы детоубийства

Так, в августе 1885 года на страницах многих изданий писали о жутком преступлении в Харькове, суть которого сводилась к следующему: в деревне Алексеевке, находившейся недалеко от Харькова, в имении госпожи Дашкевич жил и работал лесничим крестьянин Иоанн Григорьевич Кравченко; однажды он познакомился с молодой и красивой девушкой Анной, а затем и женился на ней; через время 20-летняя жена стала довольно часто отлучаться из дома неизвестно куда; также из дома стали пропадать ценные вещи. Естественно, все это вызвало нешуточное беспокойство у любящего мужа. Однако его настоятельные попытки узнать у Анны, куда она уходит и зачем уносит из дому вещи, не давали никакого результата.

Гуляя однажды в одиночестве в окрестностях Алексеевки, лесничий услышал детский плач, а потом увидел быстро убегающую женщину. Каково же было его удивление, когда он, догнав таинственную беглянку, узнал в ней собственную жену. Со слезами на глазах Анна рассказала мужу, что ищет место для могилы своему ребенку, которого она прижила со своим отчимом и которого сегодня собиралась убить. Затем видя, что скрыть свое преступление не получится, женщина сделала еще несколько признаний. Оказывается, еще в возрасте 15 лет она была изнасилована своим отчимом. Однако стыд и страх воспрепятствовали ей донести об этом в полицию. Отчим же и дальше продолжал насиловать свою падчерицу. Через 9 месяцев у юной Анны родился ребенок, которого она собственноручно задушила, а труп затем выбросила в вырытую в лесу могилу. При этом, как девушка скрывала свою беременность и знала ли о насилии ее мать, жена отчима, СМИ того времени умалчивают. В последующие годы Анна продолжала сожительствовать со своим отчимом. Своего второго ребенка она, как пишут, убила «самым зверским, самым варварским образом», а третьего утопила в реке Лопань. Когда Анна вышла замуж, отчим заставил ее красть из дома мужа вещи, продавать их, а деньги приносить ему. Интимные отношения между девушкой и ее отчимом продолжались, в силу чего на свет появился четвертый ребенок, которого Анна также решила убить. Однако случайная встреча с мужем помешала ей сделать это.

По какой причине Иоанн Кравченко замечал пропажу вещей и частые отлучки своей жены, а факт того, что она в положении — нет, в газетах опять же не уточняется. В дальнейшем муж отвел детоубийцу в судебный участок, где она повторила историю своих преступлений уряднику, а затем и судебному следователю по важным делам. Помимо начавшегося следствия была проведена и судебная психологическая экспертиза преступницы. Но к лету 1885 года врачи так и не смогли прийти к окончательному выводу о вменяемости или невменяемости Анны Кравченко, сообщив прессе лишь, что она «она немного тронута».

О дальнейшей судьбе Анны Кравченко ничего не известно, так как продолжения истории на страницах газет нет. Может, дело замяли, а может, заседание суда было закрытым. Но, думаю, юридические газеты и журналы не стали бы размещать у себя то, что мы называем в наше время «уткой» или «фейком». Да и напрашивается сам по себе вопрос, хотим ли мы знать все о 20-летней детоубийце с Алексеевки и подобных ей? Ведь и в наше время преступлений таких, как совершила Кравченко, предостаточно.

Куда большее количество детоубийств совершали на землях Слобожанщины под воздействием алкоголя. Так, 2 декабря 1883 года в стенах Харьковского суда слушалось уголовное дело по обвинению крестьянина Красилина в предумышленном убийстве жены, тестя и двух своих детей. Следствием было установлено, что в конце марта 1882 года продавец одного из харьковских кабаков Красилин, 35 лет от роду, находясь в состоянии алкогольного опьянения несколькими ударами топора убил спящую жену, а затем и своих проснувшихся детей (15-летнюю дочь и 4-летнего сына). Затем подсудимый хладнокровно убил своего тестя, изрубив его на несколько частей и сложив их в кадку. После чего Красилин еще четверо суток продолжал пьянствовать. Отсутствие жены, детей и тестя (в силу того, что семья жила в здании самого кабака), естественно, вызвало вопросы у посетителей, на которые Красилин отвечал лишь «уехали в деревню». Данное жестокое преступление было раскрыто через некоторое время совершенно случайно по причине того, что улики не были достаточно скрыты. На первоначальном допросе после ареста Красилин признался в совершении злодеяния. Однако в последующем стал говорить неожиданно странные речи, а также то плакать, то смеяться. Этот факт, а также жестокость, с которой было совершено убийство, пьяная жизнь и отсутствие видимого мотива побудили присяжных, рассматривающих данное преступление, еще в начале лета просить врачей установить психическое состояние Красилина, полагая, что в данном случае правосудие имеет дело с душевнобольным. По постановлению суда подсудимый был направлен в клинику для душевнобольных на длительное обследование, где врачи установили его полную нормальность и вменяемость, а также отсутствие каких бы то ни было психических расстройств. То есть, грубо говоря, убийца, пытаясь избежать законного наказания, просто симулировал сумасшествие. Приговором Харьковского суда от 2 декабря 1883 года Красилин за убийство четырех человек был приговорен к 20 годам каторжных работ. Все внимательно следившие за ходом дела из зала и из репортажей журналистов ликовали по случаю такого вердикта.

В тот же день — 2 декабря 1883 года — Харьковским судом слушалось не менее резонансное дело. Поскольку касалось оно истязания ребенка, публики и репортеров в зале было также немало. На скамье подсудимых, правда, в этот раз оказался не простой житель, а жена полковника и помещица Богодуховского уезда госпожа Анадрузская, обвинявшаяся в жестоком истязании своей 11-летней воспитанницы.

Всех свидетелей, выступивших тогда на суде, по их показаниям можно было разделить на две группы.

Первая состояла из простых крестьян, а также слуг и работников обвиняемой. Все они честно поведали о том что полковница 11-летнюю дочь ссыльного, «великодушно» взятую на воспитание, крайне часто:

• секла розгами по всему телу;
• била по голове и куда попало палкой толщиной со свечу;
• морила голодом;
• в качестве наказания запирала на несколько дней в ватерклозете;
• ставила босыми ногами в мороз на снег;
• обременяла непосильными физическими работами.

Вторая группа свидетелей, состоявшая из дворян, управляющего поместьем и друзей обвиняемой, наоборот, в один голос всячески чернили ребенка, рассказывая о том, какая девочка воровка, хулиганка и лгунья. Сама полковница Анадрузская, также принимавшая ревностное участие в допросе многих свидетелей, доказывала то же самое. Однако, в силу того, что показания эти были крайне противоречивы, прокурор мастерски доказал их неправдоподобность.

Приговор суда был встречен громкими аплодисментами, ведь помещица, истязавшая ребенка, несмотря на ее положение в обществе, была признана виновной и приговорена не только к лишению всех прав, но и к высылке в Томскую губернию на 15 лет. Читая это так и хочется воскликнуть: «Да здравствует справедливый Харьковский суд!».

Весною 1889 года громкое дело об истязании ребенка в Харькове вновь привлекает большое внимание прессы. 16 мая на скамье подсудимых оказались три человека — модистка Стуканова и две ее дочери. Все они обвинялись в истязании 9-летней девочки, взятой ими на воспитание. Продолжительное время подсудимые безнаказанно истязали ребенка, пока, наконец, живущая в одном с ними доме госпожа Ромашкевич не дала знать обо всем полиции. При осмотре девочки оказалось, что все тело несчастной покрыто сине-багровыми пятнами, исполосовано ремнем, на многих местах имеются кровоподтеки, ссадины, следы жестоких побоев и сечений. В дальнейшем было установлено, что особенно усердствовала в жестоком обращении 17-летняя Елена Стуканова, которая, взяв на себя роль гувернантки, чаще всех любила наказывать несчастную 9-летнюю Марию. Для причинения ребенку наибольших мучений она снимала с ножной швейной машины ремень, привязывала к концу железную пряжку и стегала им ребенка. После такого наказания Елена любила ставить девочку в угол и закрывать ее шубой, так что та начинала задыхаться. Когда же Мария начинала плакать, Елена снимала шубу и вновь начинала сечь девочку ремнем. Также было установлено, что ребенка часто в качестве наказания морили голодом и содержали в крайней нечистоте. На суде приглашенные в качестве свидетелей соседи рассказывали, что просили Елену прекратить издевательства, но та с улыбкой отвечала: «Ничего страшного, я ее просто учу». В итоге вина самой модистки Стукановой и ее старшей дочери так и не была доказана. А вот 17-летнюю Елену Стуканову суд приговорил за жестокое обращение с ребенком к 8 месяцам тюремного заключения.

Ну и, конечно же, происходили в Харькове преступления, связанные с похищением детей, бывшие в силу своей крайне исключительной редкости для всего того времени достаточно резонансными. Правда, были они достаточно неоднозначными. Так, в мае 1888 года в Харьковском окружном суде под председательством Павла Петровича Куликова слушалось дело как раз по такому случаю. На скамье подсудимых тогда оказалась молодая и довольно симпатичная женщина 32 лет — Аграфена Леонидовна Чулкова, до разбора дела находившаяся уже в тюремном заключении около шести месяцев. Обстоятельства преступления сводились суммарно к следующему: 20 октября 1887 года на двор Файдыша, что на Черноглазовской улице, вошла незнакомая женщина (как потом оказалось — Чулкова) и стала просить у кухарки милостыню. Однако, так как последняя не смогла ничего ей дать, Чулкова ушла со двора. У ворот Аграфена Леонидовна увидела 4-летнюю дочь кухарки и, выманив ее, скрылась. В дальнейшем было установлено, что подсудимая ходила по домам и просила милостыню, выдавая похищенного ребенка за свою родную дочь и рассказывая всем историю о том, что она пребывает в крайней финансовой нужде, а дома ее ждут еще четверо голодных детей. В тот же день и на следующий Чулкова была замечена в нескольких шинках и гостиницах за распитием водки. А 23 октября вечером вследствие тщательных поисков полиции во главе с городовым Макогоновым Аграфена Чулкова была поймана и арестована.

Всего на суде было допрошено пять свидетелей. Наиболее важными оказались показания двух свидетелей. Во-первых,  сапожника Нолеского, который рассказал, что его подмастерье Николай, уйдя куда-то вечером, явился на следующий день и привел с собою какую-то девочку. На вопросы сапожника, где был и откуда взял ребенка, подмастерье рассказал о том, как случайно встретил женщину с ребенком и отправился с ними в шинок пить водку. Затем, уже будучи изрядно пьяным, Николай достал 3 рубля и попросил выпивавшую с ним женщину сходить в соседнюю лавку и купить ему папирос. Женщина взяла деньги и в трактир больше не вернулась. Со временем подмастерье протрезвел и начал собираться домой. Однако хозяин трактира напомнил ему, чтобы он забрал с собою и девочку, оставленную неизвестной женщиной. Ребенок пробыл у сапожника не больше дня. На вопрос, где живет, девочка отвечала: «В доме Фандыша, где мама служит у барыни». Название улицы, на которой находился этот дом, 4-летний ребенок не знал. Вскоре сапожник узнал, что полиция разыскивает ребенка, пропавшего как раз из этого дома и, узнав адрес, вернул девочку. Мать также присутствовала на заседании суда в качестве свидетеля. Показания, которые дала кухарка Орлова, оказали влияние на исход дела не в меньшей мере. Среди прочего оказалось, что ее «похищенная» дочь совершенно не жаловалась на преступницу, а наоборот рассказывала, что Чулкова обращалась с ней очень хорошо — «водила в баню, покупала конфеты и яблоки». Однако прокурор в своей обвинительной речи все равно активно призывал присяжных признать подсудимую Аграфену Чулкову виновной без всякого снисхождения, делая упор на то, что данное преступление вообще выходит из ряда обыкновенных. В ответ адвокат подсудимой взывал к снисхождению на том основании, что Чулкова и так уже шесть месяцев находилась в тюрьме, а также прекрасно обращалась с ребенком. В итоге Харьковский окружной суд поставил перед судом присяжных следующий вопросный пункт: «Виновна ли жена губернского секретаря, 32 лет, Аграфена Леонидовна Чулкова в том, что в городе Харькове 20 октября 1887 года из двора дома Фандыша похитила 4-летнего ребенка Елизавету Орлову, у которой та и пробыла около трех дней?». После получасового совещания присяжные вынесли свой вердикт, признав подсудимую невиновной.

Безусловно, это далеко не все, что случилось в нашем городе и крае в 80-е годы XIX века, ведь тема убийства детей и жестокого обращения с ними при всем обилии архивных материалов и газетных публикаций может вполне перерасти в большую книгу. Также в завершение я желал бы отметить: немалая заслуга в том, что преступники понесли заслуженное наказание, принадлежит и суду присяжных, просуществовавшему на наших землях вплоть до 1917 года. И хотя в наше время подобного рода преступления также далеко не редкость, кто знает, какими были бы приговоры, если бы данная форма судопроизводства существовала и сейчас.