Работая с документами, связанными со всевозможными преступлениями и судами в XIX–XX веках, я все больше и больше убеждаюсь в том, что этот аспект прошлого нашего города и края подобен бездонной сокровищнице, в которой можно обнаружить истории на совершенно разные темы. Причем они все настолько разноплановые и вызывают столь разные эмоции, что крайне сложно выделить некоторые в отдельные. Одни из них вызывают смех и улыбку, другие заставляют крепко задуматься и задать себе вопрос, а как бы в этом случае поступил сам. Ну, а третьи могут повергнуть в грусть или даже шок. Поэтому в сегодняшних «Делах минувших» будет место всему перечисленному.
Начну я с того, что некоторые происшествия до суда просто не доходили, поскольку потенциальная жертва преступления проявляла находчивость, достойную восхищения.
Так, в декабре 1883 года под Харьковом произошел достаточно курьезный случай, который СМИ окрестили «ловкий маневр». Суть происшествия такова. На Змиевской дороге ночью несколько грабителей напали на возвращавшегося в наш город некоего господина Зюбанова. Однако, когда лошадь его была остановлена, Зюбанов, имея при себе немалую сумму, не растерялся и в ответ на требование отдать все деньги заявил нападавшим, что он такой же грабитель и бандит. Именно по этой причине и возвращается в Харьков так поздно. Однако в этот раз, мол, грабеж на большой дороге был не столь удачен, как обычно. На предложение воров поделиться Зюбанов достал из кармана 15 рублей и 9 из них отдал преступникам. Те поверили ему, восхитились такой щедростью и, не став обыскивать, путника отпустили. Кто знает, что было бы с господином Зюбановым, если бы не его находчивость, и лишился ли бы он ночью на безлюдной дороге только денег.
Куда более курьезный и скандальный случай произошел в нашем городе 20 февраля 1884 года. Правда, закончился он, увы, трагически.
В тот день в здании харьковского вокзала в женском туалете около 15.00 одной из сотрудниц была обнаружена повешенная женщина, которая, по словам окружающих, совершила самоубийство.
Ясное дело, что после этого в дамскую комнату набежало немало публики, сжигаемой извечной целью — поглазеть. Среди этой толпы по счастливой случайности оказался и студент медицинского факультета Харьковского императорского университета. После того как прошли первые минуты переполоха и замешательства, будущий эскулап смог пробиться сквозь толпу к повешенной и, взяв ее за руку, обнаружил слабое, едва заметное биение пульса. Вполне естественно, что, обнаружив эти признаки жизни, студент счел себя не в праве оставлять умирающую без помощи и тут же призвал присутствующих помочь ему снять тело с ремня и разрезать петлю. И наверное, все бы закончилось после этого хорошо и женщина при помощи юного медика была бы спасена, если бы не одно «но»… Все дело в том, что среди присутствующих оказался станционный жандарм, который в ответ на требования студента заявил (дословно), что «до прибытия судебного следователя труп должен остаться в таком же положении, в каком он был найден». И горячие доводы молодого человека, взывающего к состраданию и человечности, а также ропот толпы не оказали на сотрудника правоохранительных органов никакого влияния. Ответ на них был один и тот же: «Не имеете права. Не положено. Не приказано». Правда, следует отметить также, что и сами присутствующее граждане повели себя, к глубокому сожалению, совсем не должным образом. Ведь, несмотря на мольбы студента, никто из них, опасаясь гнева станционного жандарма, не осмелился помочь. В итоге минут через 10–15 наконец-то пришло начальство. Станционный фельдшер проверил пульс несчастной и, разумеется, не обнаружил совершенно никаких признаков жизни. Женщина оказалась мертва. Зато все формальности были соблюдены, ну а биение пульса молодому студенту, не являющемуся дипломированным врачом, в силу его неопытности просто, видимо, показалось. Так что суда впоследствии никакого не было. В общем, как говорится, действительно и смех и грех. Искренне радует, что в наше время такая история вряд ли бы случилась. Да и станционный жандарм был бы наказан.
Однако ради справедливости все же желал бы заметить, что вышеописанный случай был не нормой в нашем городе, а скорее исключением. Ведь в том же январе 1902 года Харьковское губернское по земским делам присутствие постановило предать суду весь медицинский персонал земского родильного приюта во главе с его директором профессором Ясинским за небрежность, приведшую к смерти родильницы от заражения крови.
А в продолжение медицинской темы позволю себе в качестве примера рассказать вам еще о двух судах, произошедших в нашем городе.
Так, 4 марта 1889 года Харьковский окружной суд рассматривал дело о враче Юлии Юльевиче Мотте, обвинявшемся местной врачебной управой за отказ в оказании помощи больному. Суть данного происшествия сводилось к следующему. Летом 1888 года около 12 часов ночи, когда врач вышел из цирка Никитиных, к нему подбежал архитектор Альфред Карлович Шпигель с просьбой поехать с ним на Основу для оказания медицинской помощи истекающему кровью после нападения грабителей его помощнику Томашевскому. Мотте отказался, мотивируя это тем, что он хоть и врач, но не практикующий, а также, будучи одним из заведующих бактериологической станции медицинского общества, не имеет необходимых знаний в хирургии. Однако, несмотря на это все, Шпигель (видимо, на эмоциях) подал заявление в суд, который в итоге, к своей чести, полностью Мотте оправдал.
Куда больший резонанс в обществе имело разбиравшееся летом того же года в Харьковском окружном суде дело доктора Вишинского, также обвинявшегося в отказе от оказания медицинской помощи больному, которому угрожала смерть. Было это так.
30 сентября 1888 года в 11 часов утра у рядового Выборного, жившего на улице Конторской, из горла неожиданно хлынула кровь. Его домочадцы, ясное дело, сделали то, что на их месте сделал бы любой из нас, а именно бросились на поиски доктора. Выбежав на улицу, сестра Выборного увидела идущего мимо дома доктора Вишинского и, естественно, попросила его о помощи. Однако, несмотря на горячие мольбы и слезы сестры и выбежавшей жены истекающего кровью, доктор Вишинский наотрез отказался подняться в находящуюся в 3 минутах ходьбы квартиру, сел в поджидавший его у дома фаэтон и уехал. Пока родные полчаса искали другого врача, больной истек кровью и умер. В свое оправдание на суде доктор Вишинский заявил следующее:
- в момент просьбы об оказании медицинской помощи Выборному он сам чувствовал себя крайне плохо;
- по причине наличия у него болезни, связанной с пищеводом, он поставил себе за правило никогда не ходить к экстренным больным, так как при оказании им медицинской помощи требуется особенное напряжение физических сил.
Вызванный же в качестве эксперта на суд профессор доктор Зарубин подтвердил наличие у Вишинского указанной болезни, а также указал на то, что обвиняемый действительно не мог по ряду медицинских причин без опасения за свою жизнь или ущерб своему здоровью оказать больному помощь.
Допрос свидетельниц на суде дал возможность установить факт того, что из их просьб Вишинский не мог понять, что больному угрожает смертельная опасность, так как кровотечения горлом далеко не всегда заканчиваются летальным исходом.
В итоге суд вынес следующую резолюцию: «Подсудимого коллежского асессора Вишинского заключить под арест на военной гауптвахте на один месяц и сверх того подвергнуть 5-рублевому штрафу».
Однако не все вердикты суда в крайне сложных делах воспринимались жителями и журналистами Харьковской губернии молчаливо или негативно. Было им с чего и от души повеселиться, да и сами судьи становились объектами шуток и анекдотов. Например, в 1883 году на наших землях произошел судебный казус, с которого в прямом смысле смеялась вся страна. Итак, 28 мая мировой судья 2-го участка Сумского судебно-мирового округа Харьковской губернии разбирал дело, возникшее по предложению сумского мирового съезда от 23 января того же года, по обвиненью крестьянином Речанской волости Иваном Трофимовичем Бубликом общества крестьян слободы Речек в самоуправном зарытии канавы и уничтожении межевых знаков около его земли. Приняв во внимание, что по данному делу предстоит допрос весьма многих обвиняемых (если быть совсем точным, 2000 крестьян, живущих в слободе), судья постановил: выехать на место совершения преступления для допроса обвиняемых и свидетелей, а также для осмотра вещественных признаков самого преступления. В последовавшем же затем через некоторое время решении судьи, в частности, указывалось: «По вызову сего числа явились обвинитель, обвиняемые и поверенные со стороны обвиняемого общества, крестьяне Отенько, Забара и Самотай. По объяснении существа дела обвиняемые виновными себя не признали. Начатое судебное преследование подлежит прекращению, за примирением обвиняемого с обиженным». Дело было по-быстрому закрыто. Естественно, что на судебное заседание попали и вездесущие журналисты, вполне резонно поднявшие вопросы:
- как это судья ухитрился единолично допросить в один день 2000 человек?
- где нашли помещение для ареста 2000 человек, а также средства для его содержания?
Однако вопросы эти так и остались без ответа…
Хотя, как по мне, наиболее неоднозначное решение судьи на наших землях более чем прекрасно описано не в газетах второй половины XIX века, а в путевых записках Степана Петровича Жихарева за 1805–1807 годы. Случай этот действительно крайне анекдотичен и заслуживает того, чтобы о нем знали и помнили.
«Пожалуй, если пойдет на игру слов в юриспруденции и на превратные толки о действиях подсудимых лиц, то и у нас найдется много случаев, из которых иному русскому Шекспиру вздумается сочинить трагедию; и вот, например, один анекдот, рассказанный П. И. Авериным и слышанный им от Д. П. Трощинского.
Какого-то харьковского помещика обокрала дворовая девка и бежала. Барин подал объявление о побеге и сносе разных вещей. Девку поймали, посадили под караул и предали суду. Но девка была смазлива, а судья — человек чувствительного сердца, и потому непременно хотел оправдать красавицу, для чего и составил следующий приговор:
“А как из учиненного следствия оказывается, что означенная женка Анисья Петрова вышеупомянутых пяти серебряных ложек и таковых же часов и табакерки не крала, а просто взяла, и с оными вещами не бежала, а только так пошла; то ее, Анисью Петрову, от дальнейшего следствия и суда, как в вине не признавшуюся и не изобличенную, навсегда освободить”.
То ли еще бывает; да где ж тут трагедия?»
Ну и в завершение материала о казусах, связанных с судьями, не могу не упомянуть весьма веселую историю, случившуюся в ноябре 1902 года, когда судьей Харьковского окружного суда Камышевским было сделано распоряжение о недопущении в зал заседаний женщин и студентов. Причина такого решения была крайне абсурдна и нелепа. Оказывается, по мнению судьи, женщины и студенты встречают оправдательные приговоры слишком уж шумными аплодисментами и тем самым мешают работе судебных органов.
На сем текст свой сегодняшний заканчиваю и от всей души желаю читателям находчивости студентов-медиков и, конечно же, судей «чувствительного сердца» в случае всевозможных происшествий. Всегда радует, когда даже в делах, связанных с судами и преступлениями, несмотря на всю их сложность, находится место справедливости и улыбке.