Харьковская тюрьма начала ХХ века в мемуарах заключенного

В Государственном архиве Харьковской области хранится немало документов, связанных с историей пенитенциарных (исправительных) учреждений нашего города и края периода XIX начала ХХ века.

Все, кому интересна данная тема, могут поработать, например, с фондами:

Ф.4 «Харьковское губернское правление», в котором есть описи тюремного отделения (1890–1901), содержащие в себе дела о количестве заключенных в исправительных учреждениях Харьковской губернии и выступлениях узников против тюремного режима, различные распоряжения, а также переписку о размещении осужденных и назначении их на работы.

Ф.23 «Харьковский губернский Попечительский о тюрьмах комитет» периода 1844–1903 годов. Официальными задачами этой организации были нравственное воспитание заключенных и благотворительность в их пользу. Комитет также собирал средства на расширение и содержание тюрем и помогал управлять ими. Содержание 1162 дел данного фонда крайне интересно и представлено:

  • Циркулярами Главного тюремного управления.
  • Копиями постановлений комитета.
  • Различными протоколами.
  • Отчетами уездных отделений.
  • Делами о получении благотворительных пожертвований и их расходовании, использовании труда заключенных в строительстве и других городских работах и порядке его оплаты.
  • Сведениями о количестве нищих в городах Харьковской губернии.

Ф. 185 «Харьковская губернская тюремная инспекция» (1902–1917) с документами о внутреннем распорядке в местах заключения, устройстве карцера, побегах и розыске заключенных, личном составе тюремного персонала, сведениями об условиях содержания политических заключенных.

Два фонда центральных каторжных тюрем Министерства внутренних дел в Харьковской губернии. А именно:

  • Новобелгородской (ф.93) периода 1869–1892 годов,
  • Новоборисоглебской (ф.92) того же периода.

В этих каторжных тюрьмах содержались политические и уголовные узники в условиях жесточайшего каторжного режима. Чего там только нет: всевозможные документы о видах наказаний, нападении узников на надзирателей, жалобы на жестокое обращение, письма политических заключенных, которые были задержаны конторой тюрьмы.

Фонд Харьковской каторжной тюрьмы (ф.164) периодов 1906, 1909–1917 годов. Здесь содержатся дела о побегах и розыске арестантов, а также личные дела заключенных.

В документах ф. 91 (фонд Харьковской пересыльной тюрьмы за 1879–1903 годы) можно ознакомится с циркулярами Главного тюремного управления Министерства юстиции, книгами учета прибытия заключенных и выбытия их по этапу.

Ну и, конечно же, ф.50 — о Харьковском тюремном замке периода 1830–1882 годов. В учреждение отправляли и местных жителей, и людей из других губерний, а также пересыльных. Фонд содержит книги учета прибытия заключенных и выбытия их по этапу, списки узников, а также переписку о побегах.

Харьковская тюрьма начала ХХ века в мемуарах заключенного

(Источник: archives.kh.gov.ua)

Однако, несмотря на всю свою высокую ценность для истории прошлого нашего города, эти документы в большинстве своем не в состоянии передать настроения, эмоции и ряд подробностей личного характера. Именно по этой причине для любого исследователя прошлого очень ценны различного рода воспоминания. При работе с ежемесячным историко-литературным журналом «Исторический вестник» в томе №136 за 1914 год мне посчастливилось обнаружить текст под названием «Год по тюрьмам», представляющий собой мемуары начала ХХ века. Автором указан некий Георгий Черенков. Содержание текста крайне интересно.

«В разгар печальной памяти «освободительного» движения, испытав все прелести кочевки с севера на юг в качестве «поднадзорного», я, наконец, добрался до промышленного центра Закавказья — города Баку, где проектировал отдохнуть от треволнений скитальчества, но «недреманное око придержащих властей» на третий день меня наследило и «изъяло из общего обращения», ввергнув в узилище, именуемое местной губернской тюрьмой», — пишет автор в самом начале.

Харьковская тюрьма начала ХХ века в мемуарах заключенного

Далее автор на шести страницах детально описывает устройство, порядки, особенности условий содержания в бакинской тюрьме.

Вторая глава воспоминаний называется «Этап». В ней живым и доступным языком Черенков рассказывает читателям о «путешествии» политических заключенных в арестантских вагонах из Баку в Дербент, а оттуда — в город Петровск, детальным описаниям местной тюрьмы которого посвящает более 10 страниц текста.

Харьковская тюрьма начала ХХ века в мемуарах заключенного

И вот, по распоряжению судебных властей Черенкова переводят в наш город. «После недельных мытарств пересылки, наконец, мрачное здание старинной постройки с башнями по углам — харьковская тюрьма.

Наша огромная, в триста человек, партия вгоняется в пересыльное отделение тюрьмы, помещающееся в подвальном этаже. Отделение состоит из коридора и четырех камер, каждая площадью в 20-25 квадратных сажень (91–113 квадратных метров. — Авт.). Одна камера уже занята, и нас втискивают в три камеры по сто человек в каждую».

Нар в камере нет, из-за чего люди где стоят, там и садятся на грязный пол. Кормить новоприбывших будут лишь на следующий день. Однако после длительного ожидания все же в камеру приносят кипяток. Но у большинства пересыльных нет никакой посуды.

Георгий Черенков с ужасом вспоминает об этом так:

«Страшную, жуткую картину представляют они, собравшиеся с ложками в руках вокруг ушата с кипятком. Грязные, оборванные, трясущиеся от переутомления, голода и жажды, с алчной жадностью и нервной оглядкой-опаской глотают они горячую воду, подхватывая ее из ушата ложками наперебой друг перед другом. Словно это не люди, а жалкое, пугливое и изголодавшееся стадо существ низшего порядка.

Быстро уничтожив воду, это стадное общество тут же вповалку ложится на пол, заполняя все его пространство. У большинства нечего подостлать под себя — снятое с тела скудное верхнее тряпье служит лишь изголовьем».

Естественно, что в таких условиях температура в помещении достаточно быстро достигла «предела банного нагрева». Тем более, единственная вентиляция камеры, представляющая разбитое звено в окне, — забита тряпьем. Автор восклицает в отчаянии:

«Тяжелая, жестоко-мучительно долгая до бесконечности, кошмарная ночь!

За коротким, без числа чередующимся с проблесками сознания, тяжелым забытьем, близким к асфиксии, каждый раз хочется крикнуть:

«Люди!.. Что вы делаете!.. Что вы смотрите!.. Как вы можете «теперь» спокойно спать?!». Но нет сил и смысла для крика, и рвется слабый стон бессилия и отчаяния».

Лишь к вечеру следующего дня часть этапированных узников переводят в освободившуюся камеру. А на третий день Черенков на утренней проверке делает заявление дежурному помощнику начальника тюрьмы о неправильном содержании его в пересыльном отделении. Мужчина указывает, что «как числящийся за судом» содержатся он должен в следственном отделении. Однако, несмотря на всю законность, попадает Черенков туда лишь на 13 день.

Новая камера оказалась, правда, лишь немногим лучше прежней.

«Меня сажают в коридор с коечными помещениями. Здесь каждому содержащемуся полагается койка, поднимаемая на день к стене. Количество коек, установленных в соответствии с нормой кубической совместимости на человека — предел помещаемых в камере. Но тюрьма переполнена и правило нарушено. Наша камера например, вмещает 25 коек, содержится же в ней 40 человек. Излишек располагается ночью частью на полу, частью на двух койках по трое. Однако каждому отпускается постельная принадлежность. Два раза в день — выход из камеры на свежий воздух на прогулку, по четверть часа каждый раз. Книги и общество новых интересных людей. Это далеко не «все равно» и первые дни испытываешь ощущение перехода от смерти к жизни, тяжелой, мрачной но все же жизни».

Харьковская тюрьма начала ХХ века в мемуарах заключенного

Затем автор отмечает, что если и дальше в харьковской тюрьме будут проблемы с:

  • вентиляцией и чистым воздухом,
  • теснотой в камерах, ограничивающей движения,
  • скудностью пищи, «которую иначе нельзя называть, как насмешкой над процессом питания»,  то обязательно начнется эпидемия тифа, туберкулеза или цинги.

Крайне интересны и диалоги заключенных с помощниками начальника харьковской тюрьмы, приводимые в своих воспоминаниях Георгием Черенковым.

«— Ваше благородие, позвольте срочное письмо (или прошение) написать, — заявляет арестант бегущему с утренней или вечерней поверкой помощнику (в другое время его не увидишь).
— Завалили контору письмами, — недовольно кричит он, продолжая свой бег и скрываясь.

— Ваше высокоблагородие, пища плоха.
— На черта садился в тюрьму… Выйдешь на волю, там соблюдай гастрономию!..

— Нельзя ли книги переменить (имеется в виду замена книг из тюремной библиотеки. — Авт.), господин помощник?
Насмешливый язвительный язык:
— Читака подзаборный!.. На свободе читай!

Всякий протест вызывает крики, брань и зачастую угрозу «расстрелять как собаку». Интересно, чем осмысленней протест, чем он интеллигентней, корректнее выражен, тем большую бурю вызывает».

Однако особо отличался в отношении всевозможных придирок на ровном месте и угроз к арестантам помощник начальника харьковской тюрьмы по прозвищу Психопат.

Лишь неделя перед Пасхой и после были для узников передышкой от его постоянных криков, оскорблений и угроз «посадить всех в карцер». По причине того, что в этот период Психопат и другие помощники куда-то из тюрьмы уехали, да и в коридор, где находилась камера Черенкова, поставили двух добродушных надзирателей. Одному из них харьковские заключенные дали прозвище Братское Сердце. Именно он в конце Пасхальной недели сообщил узникам радостную новость о болезни Психопата.

«— Что носы повесили, аль Психопата желаете? — говорит он добродушно.
— А что с ним, Братское Сердце, — дружно кидаются к нему с вопросом арестанты.
— Аль не слыхали? Опился!
— В доску?
— Нет, пока что «до чертиков».

Известие преображает мрачные, бледные лица. Они оживляются радостным чувством облегчения от нависшего несчастья».

В силу того, что антипатия заключенных к своему главному мучителю безмерна, они принимают весьма оригинальное решение: «Отомстим Психопату по-своему, как можем — исключим его из списков живых, отпоем его заживо».

Однако импровизированное отпевание длится в камере недолго. «К черту Психопата! Помянем, хлопцы, рідного великого батьку!», — восклицает инициатор отпевания по фамилии Сердюк.

И вот уже моментально организовывается хор поющий «Як умру, то поховайте».

«И несется грустная, чудная мелодия, окрыленная словом народного баяна. Мерзость жизни забыта, исчезла… И не мудрено! То поют чарующие голоса, которыми так богата эта сторона, то дети Украины вспомнили «Завещание» свого батьки Шевченко».

Харьковская тюрьма начала ХХ века в мемуарах заключенного

Через какое то время Психопат выздоровел и вернулся на службу. Добрый же надзиратель Братское Сердце был уволен.

В итоге, проведя суммарно год в тюрьме Баку, Петровска и Харькова, Георгий Черенков около 1906 года все-таки выходит на свободу. В своих воспоминаниях о себе он практически ничего не писал. Вместо этого значительно больше уделил внимания описанию различных сторон жизни узников в исправительных учреждениях. Поэтому все написанное в IV главе «Харьковская тюрьма» имеет для нас немалую ценность.

Однако подобных мемуаров начала ХХ века сохранилось ведь совсем немало. В силу этого продолжение следует…